текст Мильды Соколовой
фото Марины Рунович
фото Марины Рунович
«Тоже люди»
Знаменитый Генерал Мороз останавливал и Гитлера, и Наполеона. В наше время на московских улицах замерзают мирные люди. Как они там оказались, кто помогает им, а кто вредит – первый набросок большой темы
От тюрьмы и от сумы не зарекайся: мы выходим на площадь Трёх вокзалов, спеша на поезд, и скользим равнодушным взглядом по тем, кто прочувствовал русскую народную мудрость на себе. Они стараются быть незаметными, чтобы суровые стражи порядка не прогнали их от выбрасывающего потоки теплого воздуха вокзала — бездомным тяжело московской зимой. Летом можно, даже иногда весело не иметь крыши над головой, а зимой и осенью страшно — ни одно живое существо не хочет одиноко умереть без крошки тепла.
Бездомные (слово «бомж», «без определенного места жительства» — наследство войны и ГУЛАГа, сейчас уже почти перестало быть официальным наименованием тех, кто существует без крова) — плата человечества за технический прогресс. Они существовали всегда, без них невозможно представить большие города, но наивно и глупо надеяться, что их можно сделать «приличными» членами общества. Человек десоциализируется очень быстро — за несколько месяцев, а вот вернуть его назад практически невозможно, его социальное «Я» растворяется в подземном городском мире. Но при этом он не перестает быть человеком, не перестает чувствовать и думать. Великий французский поэт Франсуа Вийон был обыкновенным бомжом, только средневековым, любил выпить, и умер где-то на улицах Парижа.
Как становятся бездомными? Да как угодно — в России ни за кого нельзя ручаться, что он не окажется среди выброшенных за границы общества. В 90-е годы людей выбрасывали квартирные аферисты и прикормленные мафией нотариусы — эти случаи есть и сегодня, но они стали реже. Очень многие попадают на улицу из тюрьмы или СИЗО — люди порой даже не подозревают, насколько жестоки могут оказаться самые близкие: жена или муж могут развестись с заключенным, а родственники к себе не пускают. Даже не совершив ничего противозаконного, в нашей стране человек может провести в СИЗО годы — и выйти никому не нужным инвалидом. Пьянство тоже играет роль — сколько таких выгнанных из семьи лежат на лавочках в парке…
В 2014—2015-м на московских улицах появились представители новой категории бездомных — мужчины и женщины, приехавшие на заработки из депрессивных российских регионов и из Белоруссии, обманутые работодателями и выброшенные на улицу без зарплаты и вещей строители и рабочие. Их терпение порой вызывает недоумение и раздражение — как можно позволять так над собой издеваться? Большую роль здесь играет национальный менталитет. Например, среди мусульман в России одиночных бездомных практически нет — силен коллективизм диаспоры. Россияне отличаются индивидуализмом, далеко превосходящим европейский, дошедшим до атомизации общества. Мы проходим мимо валяющегося на улице человека вполне равнодушно — чего не сделает француз или англичанин.
Я далека от умиления грязным бездомным с подбитым глазом, и прекрасно понимаю, что подаренный свитер будет скоро пропит — но бездомный и есть тот самый ближний, на уважении к правам которого проверяется право на самоуважение. Уважать коллегу с зарплатой и квартирой неизмеримо проще.
В 2014—2015-м на московских улицах появились представители новой категории бездомных — мужчины и женщины, приехавшие на заработки из депрессивных российских регионов и из Белоруссии, обманутые работодателями и выброшенные на улицу без зарплаты и вещей строители и рабочие. Их терпение порой вызывает недоумение и раздражение — как можно позволять так над собой издеваться? Большую роль здесь играет национальный менталитет. Например, среди мусульман в России одиночных бездомных практически нет — силен коллективизм диаспоры. Россияне отличаются индивидуализмом, далеко превосходящим европейский, дошедшим до атомизации общества. Мы проходим мимо валяющегося на улице человека вполне равнодушно — чего не сделает француз или англичанин.
Я далека от умиления грязным бездомным с подбитым глазом, и прекрасно понимаю, что подаренный свитер будет скоро пропит — но бездомный и есть тот самый ближний, на уважении к правам которого проверяется право на самоуважение. Уважать коллегу с зарплатой и квартирой неизмеримо проще.
Олег, 41 год, сантехник, Москва.
Помните в «Москва слезам не верит» роддом? Вот я там родился, на улице Фотиевой, 25-й родильный дом. Раньше в депо работал, на лифтостроительном заводе и так, по мелочи. Квартиру, где жил, продали, а меня выписали, участковый пришёл и сказал, что прописки у меня здесь больше нет. Потом жил в рабочем посёлке в Кунцево, оттуда тоже выписали, только через суд.
В 2013-м отчаялся, пошёл в центр социального обслуживания в Останкино, там и прочитал про социальный патруль. Сразу встал на учёт в центр занятости, отправили наниматься в «Жилищник», а там директор мне говорит: «на кой чёрт мы мне нужен, если гастарбайтерам в два раза меньше платить надо?». Сейчас бывает халтура попадается у знакомых, куда-то съездить кран поменять. Скоро рука заживёт — работать устроюсь.
В 2013-м отчаялся, пошёл в центр социального обслуживания в Останкино, там и прочитал про социальный патруль. Сразу встал на учёт в центр занятости, отправили наниматься в «Жилищник», а там директор мне говорит: «на кой чёрт мы мне нужен, если гастарбайтерам в два раза меньше платить надо?». Сейчас бывает халтура попадается у знакомых, куда-то съездить кран поменять. Скоро рука заживёт — работать устроюсь.
Москва получила свою систему помощи самым незащищенным слоям населения от европейцев — в 90-е годы эти модели защиты привезли и поставили на поток европейские благотворительные организации. Международная Ассоциация «Врачи без границ» открыла первый пункт помощи бездомным в Москве в 1993 году — тогда сограждане относились к бедолагам как к тараканам или бешеным крысам: всех выслать, закатать в трудовой лагерь, а то и вообще посыпать хлоркой и растворить в ванне. Письма «запретить, убрать, расстрелять» шли потоком в администрацию Краснопресненского района, где и находился медпункт.
Система помощи была построена по принципу французской «SAMU social» (букв: «социальная передвижная служба неотложной медицинской помощи»). Её основатель Ксавье Эммануэлли стоял и у истоков «Врачей без границ». В Париже эта система действует до сих пор — автобусы социального патруля, приюты-ночлежки и телефон социальной скорой помощи 115 связаны в единую сеть. Француз, увидевший на улице человека, которому явно плохо, не раздумывая звонит по короткому бесплатному номеру, и по вызову приезжает машина с врачом и социальным работником, которые решают, куда определить несчастного. Если несчастный в сознании, решает он: попить ли ему чаю, съесть супу или продолжить лежать посреди мостовой.
Французский клошар обладает ярко выраженным чувством достоинства и уважает собственные права, отстаивая их с анархистским задором. В городе, существенно меньшем по населению, чем Москва, ночных приютов, где можно помыться, продезинфицироваться и поспать, более десятка — и как показала война на Ближнем Востоке, их всё равно не хватает. При этом парижане сами охотно помогают ближним — магазины раздают бездомным нераспроданную до вечера еду с кончающимся сроком годности, а при полицейских участках часто годами живет на ступеньках офиса собственный sans-abri (бездомный).
Система помощи была построена по принципу французской «SAMU social» (букв: «социальная передвижная служба неотложной медицинской помощи»). Её основатель Ксавье Эммануэлли стоял и у истоков «Врачей без границ». В Париже эта система действует до сих пор — автобусы социального патруля, приюты-ночлежки и телефон социальной скорой помощи 115 связаны в единую сеть. Француз, увидевший на улице человека, которому явно плохо, не раздумывая звонит по короткому бесплатному номеру, и по вызову приезжает машина с врачом и социальным работником, которые решают, куда определить несчастного. Если несчастный в сознании, решает он: попить ли ему чаю, съесть супу или продолжить лежать посреди мостовой.
Французский клошар обладает ярко выраженным чувством достоинства и уважает собственные права, отстаивая их с анархистским задором. В городе, существенно меньшем по населению, чем Москва, ночных приютов, где можно помыться, продезинфицироваться и поспать, более десятка — и как показала война на Ближнем Востоке, их всё равно не хватает. При этом парижане сами охотно помогают ближним — магазины раздают бездомным нераспроданную до вечера еду с кончающимся сроком годности, а при полицейских участках часто годами живет на ступеньках офиса собственный sans-abri (бездомный).
По сравнению с советским временем, когда бездомных, часто увечных и больных, порой — инвалидов боевых действий, просто выбрасывали из города на смерть, чтобы они не портили картины всеобщего благоденствия, государство и общество сделали огромный шаг вперед. Сегодня бездомных кормят, лечат и по мере возможности не дают умереть от холода в январские морозы. По признаниям самих бездомных, москвичи «стали заметно добрее» — они жертвуют теплые вещи, могут накормить, купить горячего чаю. Но от совершенства система помощи самым неимущим еще очень далека.
«Врачи без границ» начинали с медицинского пункта и автобуса медицинской и социальной помощи у вокзалов. В начале 2000-х в городе действовала довольно разветвленная сеть помощи — к кормлению подключилась Православная церковь, различные религиозные и первые постсоветские благотворительные организации. В морозы «Врачи без границ» проводили активную пиар-кампанию по привлечению внимания к проблемам оставшихся без крова, координировали усилия остальных благотворителей, и смертность от обморожения резко пошла на убыль — а ведь еще в начале 90-х в одну из морозных зим в переходе на Октябрьской площади трое суток лежал труп замерзшего насмерть человека. Именно «Врачи без границ» с помощью покойной Людмилы Ивановны Швецовой, тогда главы департамента соцзащиты, добились того, что бездомных стала забирать с улиц «скорая помощь» — долгое время медики отказывались возиться с грязным, завшивевшим существом.
«Врачи без границ» начинали с медицинского пункта и автобуса медицинской и социальной помощи у вокзалов. В начале 2000-х в городе действовала довольно разветвленная сеть помощи — к кормлению подключилась Православная церковь, различные религиозные и первые постсоветские благотворительные организации. В морозы «Врачи без границ» проводили активную пиар-кампанию по привлечению внимания к проблемам оставшихся без крова, координировали усилия остальных благотворителей, и смертность от обморожения резко пошла на убыль — а ведь еще в начале 90-х в одну из морозных зим в переходе на Октябрьской площади трое суток лежал труп замерзшего насмерть человека. Именно «Врачи без границ» с помощью покойной Людмилы Ивановны Швецовой, тогда главы департамента соцзащиты, добились того, что бездомных стала забирать с улиц «скорая помощь» — долгое время медики отказывались возиться с грязным, завшивевшим существом.
В 2007 году социально-медицинская служба была торжественно передана городским властям, департаменту Социальной защиты, и с тех пор вся помощь в городе осуществляется под контролем Центра социальной адаптации «Люблино». По городу ездит автобус «Социальный патруль», на задворках Ярославского вокзала в морозы стоит пункт обогрева, там бомжей периодически кормят, иногда раздают вещи. В центре «Люблино» можно получить медицинскую помощь, койку на одну-две недели. Тем, кто может работать (а работать долго могут немногие, десоциализированный человек или алкоголик долго не выдерживает) иногда перепадает временная работа. Инвалиду помогают оформить инвалидность, в безнадежных случаях устраивают в инвалидный дом. Но этого все равно не хватает — таких центров на Москву нужно штук десять, не меньше. Нужны пожертвования, серьезные благотворители, правильный пиар акций милосердия — а добрая воля нового поколения москвичей уже существует.
Сергей, 53 года, электромонтёр, Беларусь.
А у меня история ещё веселее. Приехал на заработки на стройку в Москву в декабре. Отработал, зарплату не выплатили, а там же не было ни договора, ничего. Пошёл к знакомому, он набирал электриков в Аннино. Там скандал какой-то случился, и я попал под горячую руку, тоже вышибли оттуда. Поехал домой, по пути, дурак, влез в какую-то пьянку и проснулся без документов в подъезде на бетонном полу, семь дней там пролежал.
Пошёл действовать на улицу. Подхожу к гаишнику, говорю, вызывай патруль, пусть хоть в камеру меня посадят, и то лучше, а там и документами займусь. Как раз морозы эти начинались. Гаишник отговорил меня, сказал, что менты таким не занимаются, в лучшем случае покатают и выкинут в соседнем районе. Лучше, говорит, претворись больным, пусть госпитализируют. Но тут какой-то нормальный мужик подвернулся, дал 100 рублей, сказал ехать на «три вокзала» к социальному патрулю.
Сейчас с документами закончу и работу найду. Расшибусь, но найду. А в Белоруссии меня ничего не ждёт, у меня третья группа инвалидности, а это в моей профессии сразу ограничения на высоту, температуру и прочее. Мне там теперь только на спицах вязать можно.
Пошёл действовать на улицу. Подхожу к гаишнику, говорю, вызывай патруль, пусть хоть в камеру меня посадят, и то лучше, а там и документами займусь. Как раз морозы эти начинались. Гаишник отговорил меня, сказал, что менты таким не занимаются, в лучшем случае покатают и выкинут в соседнем районе. Лучше, говорит, претворись больным, пусть госпитализируют. Но тут какой-то нормальный мужик подвернулся, дал 100 рублей, сказал ехать на «три вокзала» к социальному патрулю.
Сейчас с документами закончу и работу найду. Расшибусь, но найду. А в Белоруссии меня ничего не ждёт, у меня третья группа инвалидности, а это в моей профессии сразу ограничения на высоту, температуру и прочее. Мне там теперь только на спицах вязать можно.
Первое, на что я обращаю внимание, приезжая в другие страны, – именно бездомные. По ним можно судить о развитии общества, о том, насколько с тобой будут вежливы и приветливы. Они есть на улицах Парижа, Нью-Йорка, Лондона – живописные и не очень, трогательные, противные, иногда просто омерзительные. Но все они – люди, представители человечества, и заслуживают того, чтобы с ними обращались, как с людьми. И там, где это делают, смело можно расслабиться – тебе помогут в случае беды. Бездомный – это тест на милосердие, способность помочь, ничего не получая взамен.
Мнение авторов может не совпадать с позицией редакции.
Читайте также